Музыка погасла. После пятнадцати минут кошмара Байта почувствовала невероятное облегчение. Зажегся свет, и в лицо ей заглянул Магнифико.

Потный лоб, в глазах мрачное безумие.

– Как чувствует себя моя госпожа? – выдохнул он.

– Не слишком плохо, – прошептала Байта. – Зачем ты так играл?

Только теперь она вспомнила, что не одна здесь. Торан и Мис висели на стене, обмякшие и беспомощные. Принц лежал без движения под столом.

Коммазон стонал, кривя рот и выпучив глаза.

Магнифико шагнул к нему, и Коммазон скорчился и завыл, как безумный.

Магнифико взмахнул руками, как фокусник, и все были свободны.

Торан подпрыгнул и, бросившись к землевладельцу, схватил его за горло.

– Пойдешь с нами. Ты нам понадобишься как пропуск на корабль.

Два часа спустя, в кухне родного корабля Байта поставила на стол домашний пирог, а Магнифико отметил возвращение в космос полным отказом от соблюдения правил поведения за столом.

– Вкусно, Магнифико?

– Ум-м-м!

– Магнифико?

– Да, моя госпожа?

– Какую пьесу ты сегодня играл?

– Я… мне не хотелось бы отвечать, – шут заерзал на стуле. – Я разучил ее несколько лет назад, и тогда же узнал, что визисонор оказывает на нервную систему чрезвычайно сильное влияние. Это очень страшная пьеса, она не для твоей светлой невинности, моя госпожа.

– Полно, Магнифико. Не льсти. Я не так невинна, как ты думаешь. Скажи, я видела что-нибудь из того, что видели они?

– Надеюсь, что нет. Я играл только для них. Если ты и видела что-то, то самый краешек, да и то издалека.

– Мне этого хватило. Ты понимаешь, что принц даже потерял сознание?

Магнифико мрачно ответил сквозь недожеванный кусок пирога:

– Я убил его, моя госпожа.

– Что? – у Байты перехватило дыхание.

– Я перестал играть, когда он умер, иначе я играл бы еще. Коммазон меня не не интересовал. Он умеет только убивать и мучить. А принц нехорошо на тебя смотрел, моя госпожа, – шут смущенно потупился.

Странные мысли замелькали в сознании Байты, но она поспешно прогнала их.

– У тебя душа рыцаря, Магнифико!

– О, моя госпожа! – Магнифико уткнул красный нос в пирог и перестал жевать.

Эблинг Мис смотрел в иллюминатор. Трантор был рядом – блестел его металлический панцирь. Тут же стоял и Торан.

– Зачем мы сюда летим? – с горечью произнес он. – Человек Мула наверняка уже здесь.

Эблинг Мис провел по лбу похудевшей рукой и пробормотал что-то нечленораздельное.

– Вы слышите, – с досадой сказал Торан, – все знают, что Фонд оккупирован. Вы меня слышите?

– Что? – Мис очнулся и смотрел на Торана с недоумением.

Он мягко накрыл руку Торана своей и невпопад заговорил:

– Торан, я… я смотрел на Трантор и, знаете… у меня возникло странное ощущение. Давно возникло – еще на Неотранторе. Это какое-то непреодолимое стремление, какая-то потребность. Торан, мне кажется, я смогу. Я знаю, что мне это удастся. Я понял, где искать, я никогда еще не видел этого так ясно.

Торан выслушал Миса и пожал плечами. Слова психолога не вселили в него уверенности.

– Мис!

– Да?

– Улетая с Неотрантора, вы не видели, как туда садился другой корабль?

– Нет, – ответил Мис после недолгого раздумья.

– А я видел. Скорее всего, это игра воображения, но мне показалось, что это был тот самый филианский корабль.

– На котором летит капитан Хан Притчер?

– Одной Галактике известно, кто на нем летит. Больше слушайте Магнифико! Этот корабль преследует нас.

Мис промолчал.

– Что с вами? – забеспокоился Торан. – Вам плохо?

Мис молчал и смотрел прямо перед собой с выражением просветленной задумчивости.

23. Руины трантора

Увидеть из космоса какой-либо объект на Транторе – уникальная по своей сложности задача. На нем нет ни океанов, ни материков, ни гор, ни озер, ни островов, по которым можно было бы сориентироваться. Закованный в металл мир представлял собою – когда-то – один колоссальный город.

Единственным ориентиром при взгляде с высоты тысячи миль мог служить императорский дворец. Отыскивая его, «Байта» летела вокруг планеты со скоростью воздушной машины.

Увидев под собой оледеневшие шпили и башни (значит, вышли из строя или за ненадобностью не включаются генераторы погоды), Торан повернул от полюса к югу. Представлялась возможность проверить, насколько соответствует действительности – или не соответствует – полученная на Неотранторе карта.

Не узнать дворец было невозможно. Пятьдесят миль свободной земли отделяли один железный берег от другого. Все это пространство было занято буйной растительностью, из волн которой поднимался величественный корабль-дворец.

«Байта» зависла над дворцом, определяя дальнейший курс. Теперь можно было ориентироваться по скоростным шоссе, которые на карте выглядели, как жирные прямые линии, а на местности как широкие блестящие ленты.

В отношении университета карта почти не соврала. Корабль опустился на открытом поле, когда-то, очевидно, выполнявшем функции посадочной площадки.

Только тогда путешественники поняли, как обманчива красота, виденная ими из космоса. Их окружал хаос, поселившийся на планете после Великого Погрома. Усеченные шпили, прогнувшиеся стены, искореженный, рваный, ржавый металл. Снижаясь, они успели заметить освобожденный от металла распаханный участок земли – около ста акров.

На посадочной площадке их ждал Ли Сентер. Корабль был незнакомый, не с Неотрантора, и Сентер сокрушено вздохнул. Чужие корабли и сомнительные сделки с прилетевшими неведомо откуда людьми предвещали скорый конец мирной жизни и возврат к романтической эпохе войн и смертей. Сентер был руководителем группы, в его ведении находились старые книги, в которых он читал о войнах давних времен. Он не хотел, чтобы эти времена вернулись.

Посадка заняла десять минут, но за это время Сентеру вспомнилась чуть не вся его жизнь. Детство, огромная ферма, всегда вспоминавшаяся, как толпа занятых работой людей. Переселение молодых семей на новые земли.

Сентеру тогда было десять лет, он был в семье единственным ребенком, ничего не понимал и всего боялся. Вспомнилось, как люди корчевали огромные металлические плиты, освобождая землю, как пахали и удобряли ее и приспосабливали опустевшие небоскребы под жилье. Как выращивали и собирали плоды, как устанавливали мирные отношения с соседними фермами. Все лучше родила пшеница и росли дети – новое поколение, знавшее запах земли и не знавшее тирании. Сентер вспомнил великий день, когда его избрали Руководителем Группы, и впервые со дня восемнадцатилетия он не побрился и щупал пробившуюся бородку Руководителя.

И вот, в его мирную жизнь вторгается Галактика, чтобы положить конец идиллии отшельничества.

Корабль коснулся земли. Сентер молча смотрел, как открылась дверь и вышли четверо, настороженно осматриваясь. Трое мужчин, такие разные: старый, молодой и худой с длинным носом. Женщина: идет между ними, как равная.

Сентер выпустил из руки черную раздвоенную бороду и шагнул навстречу.

Он протянул к пришельцам обе руки мозолистыми ладонями наружу: «Я встречаю вас с миром».

Молодой человек выступил на два шага вперед и повторил жест Сентера.

– Я пришел с миром.

Он говорил с сильным незнакомым акцентом, но все слова были понятны, и Сентер продолжал:

– Да будет мир между нами вечным. Примите гостеприимство нашей Группы. Вы голодны? Вас накормят. Вам хочется пить? Вас напоят.

Ответ последовал не сразу.

– Мы признательны вам за доброту и, вернувшись в свой мир, расскажем о ней нашим согражданам.

Странный ответ, но хороший. Члены группы, прятавшиеся неподалеку, вышли из укрытий и улыбались гостям.

В своем жилище Сентер вынул из тайника ящик с замком и зеркальными стенками и предложил гостям по длинной и толстой сигаре. Эти сигары он держал для торжественных случаев. Перед женщиной он замялся. Она сидела среди мужчин и, очевидно, они допускали и даже приветствовали такое непочтение к себе. Пересилив себя, Сентер открыл ящик перед женщиной.